Энн Перри - Скелет в шкафу

— А если он был в другом месте, то выходит, вы задержали не того человека, не так ли? — кисло спросил Киприан.

— Не зная точного времени, сэр, мы не можем действовать наверняка, — немедленно отреагировал Монк. — Вы ведь, полагаю, не желаете, чтобы по ошибке повесили невиновного?

Киприан даже не потрудился ответить.

В большой гостиной возле камина застыли в ожидании три женщины из числа ближайших родственников покойной. Леди Мюидор, бледная, с прямой спиной, восседала на диване; справа от нее на одном из высоких стульев сидела ее дочь Араминта с припухшими глазами, словно она не спала уже несколько дней; позади нее стояла невестка леди Мюидор, чье лицо выражало ужас и смятение.

— Доброе утро, мэм. — Монк поклонился леди Мюидор, затем приветствовал кивком остальных.

Никто из них не ответил. Возможно, они полагали, что в таких обстоятельствах не до мелких любезностей.

— Мне крайне жаль беспокоить вас в этот трагический момент, — с трудом проговорил Монк. Для него было невыносимо произносить слова соболезнования людям, сломленным недавней утратой. Он был незнакомцем, вторгнувшимся в их дом, и любое его высказывание звучало высокопарно и избито. Но и промолчать он не мог. — Приношу вам глубочайшие соболезнования, мэм.

Леди Мюидор слегка наклонила голову в знак того, что слышит его слова, но так ничего и не ответила.

Он и сам уже догадался, кем ей приходятся эти две молодые женщины, поскольку у одной из них были точно такие же роскошные волосы — рыже-золотые, кажущиеся в сумрачной комнате почти огненными. Что же касается жены Киприана, то она была смуглой, кареглазой и черноволосой. Монк повернулся к ней.

— Миссис Мюидор?

— Да? — Она тревожно взглянула на него.

— Окно вашей спальни находится между окном миссис Хэслетт и водосточной трубой, по которой взобрался преступник. Вы слышали этой ночью какой-нибудь непривычный шум? Вас ничто не встревожило?

Она заметно побледнела. Мысль о том, что убийца миновал ее окно, явно не приходила ей до этого в голову. Пальцы миссис Мюидор судорожно сжались на спинке стула Араминты.

— Нет… Ничего. Обычно я не очень хорошо сплю, но в эту ночь уснула крепко. — Она закрыла глаза. — Как страшно!

Араминта даже не дрогнула, не изменила позы — строгая, стройная, в утреннем костюме из легкой ткани. Никто еще не успел облачиться в траур. У нее было тонкое лицо, большие глаза и странно асимметричный рот. Если бы не эта жесткость, ее можно было бы назвать очаровательной.

— Мы ничем не можем помочь вам, инспектор. — Миссис Мюидор произнесла это со всей прямотой, глядя в глаза и не сопроводив свои слова какими-либо извинениями. — Мы видели Октавию вчера вечером, перед тем как она отправилась спать, около одиннадцати часов или чуть раньше. Я встретила ее на лестнице, затем она зашла к матери пожелать доброй ночи и отправилась в свою спальню. Мой муж скажет вам то же самое. Утром нас разбудила горничная Энни, она кричала, что произошло несчастье. Я поспешила к дверям спальни и сразу увидела, что Октавия мертва и помочь мы ей уже не в силах. Тогда я вывела Энни из комнаты и послала ее за миссис Уиллис, это наша экономка. Бедной девочке чуть не сделалось дурно. Затем я нашла отца — он как раз собирал слуг для утренней молитвы — и рассказала ему, что случилось. Он отправил одного из лакеев за полицией. Больше мне сказать нечего.

— Благодарю вас, мэм.

Монк взглянул на леди Мюидор. Те же изящно вылепленные скулы и надбровные дуги; прямой короткий нос, как у сына, но черты более тонкие; губы аскетически поджаты. Стоило ей заговорить, как лицо ее, бесстрастное от горя, поразило Монка живостью былой красоты.

— Мне нечего добавить, инспектор, — тихо сказала она. — Моя комната находится в другом крыле дома, и я ничего не знала о том, что случилось, пока Мэри, моя камеристка, не разбудила меня и сын не рассказал мне о… происшедшем.

— Благодарю вас, миледи. Надеюсь, мне не придется беспокоить вас еще раз.

Монк и не рассчитывал сразу же открыть что-либо существенное и вопросы задавал скорее для проформы, однако пренебречь этой беседой не имел права. Извинившись, он пошел на половину слуг — разыскать Ивэна.

Выяснилось, что Ивэн тоже не мог ничем похвастаться, кроме перечня пропавших драгоценностей, составленного с помощью горничной: два кольца, ожерелье, браслет и, что уж совсем странно, миниатюрная серебряная ваза.

Незадолго до полудня они покинули дом Мюидоров, где уже закрыли ставни и вывесили на двери черный креп. Конюхи разбрасывали по мостовой солому, чтобы приглушить — из уважения к покойной — доносящийся с улицы резкий стук копыт.

— Что теперь? — спросил Ивэн, стоило им ступить на тротуар. — Мальчишка, чистильщик обуви, сказал, что неподалеку, на углу Чандос-стрит, вчера был званый вечер. Кто-нибудь из кучеров или лакеев мог заметить что-либо подозрительное. — Он с надеждой приподнял брови.

— И где-то рядом должен был прохаживаться дежурный констебль, — добавил Монк. — Я найду его, а вы поинтересуйтесь вечеринкой. Угловой дом, говорите?

— Да, сэр. Семья Бентли.

— О результатах доложите в участке.

— Да, сэр. — Ивэн повернулся на каблуках и быстро зашагал прочь куда более грациозной походкой, чем можно было предположить, глядя на его худую угловатую фигуру.

Монк окликнул кеб и отправился в полицейский участок, намереваясь выяснить домашний адрес констебля, патрулировавшего этот район прошлой ночью.

Часом позже он сидел в маленькой холодной гостиной в доме близ Юстон-роуд, прихлебывал из кружки чай и беседовал с заспанным, небритым, слегка встревоженным констеблем. Постепенно сложилось впечатление, что встреча у них не первая и что тревога собеседника вызвана воспоминанием о давнишней выволочке, полученной им от Монка за нерадивость или какую-то оплошность, о чем сам инспектор, естественно, не помнил.

Он всматривался в лицо констебля, безуспешно пытаясь уловить в его чертах хоть что-либо знакомое, и поэтому дважды пропускал мимо ушей, что тот ему говорил.

— Простите, Миллер, как вы сказали? — извинился Монк во второй раз.

Констебль выглядел смущенным, он не мог понять — то ли инспектор был против обыкновения невнимателен, то ли в чем-то сомневался.

— Я говорю, что следовал по западной стороне Куин-Энн-стрит вниз, к Уимпол-стрит, а потом вверх по Харли-стрит каждые двадцать минут в течение всей ночи, сэр. Я абсолютно в этом уверен, потому что никаких происшествий не было, и я ни разу даже не останавливался.

Монк нахмурился.

— То есть вы никого не встретили? Вообще никого?

— Да нет, народу было много, но никого подозрительного, — ответил Миллер. — На углу Чандос-стрит, там, где она поворачивает к Кавендиш-сквер, был званый вечер. Часов до трех повсюду сновали лакеи и кучера, но порядка они не нарушали и уж тем более не стали бы лезть в окно по водосточной трубе. — Он поморщился, будто желая добавить что-то, но передумал.